Здесь, на перекрестке дорог, идущих из Верного в Кульджу и из гор Терскей-Алатау к реке Или и на киргизские кочевья на плоскогорье Каркару, гор Кунгей-Алатау, у города Каркаралинска, Куропаткин и наметил быть городу. На этом месте было несколько маленьких таранчинских кишлаков и… пустыня.

Собранные дунгане и таранчи под руководством линейных солдат и сапер провели от горного ручья широкий, сажени три, арык, обсадили его кустами, от него провесили рейками прямую линию, перпендикулярно арыку, в трёхстах шагах от неё другую такую же — это были края первого проспекта, в четверти версты от него и строго параллельно первому проспекту провесили другой и ещё в четверти версты третий. Эти проспекты были протянуты на четыре версты каждый. Их под прямыми углами пересекли широкие улицы, проложенные на одинаковых расстояниях. По этой провешенной клетке кварталов нарыли арыки, пустили по ним воду. Из Верного привезли садовую рассаду, насадили вдоль арыков тополя, акацию, джигду (род мимозы), а сами кварталы покрыли садами фруктовых деревьев.

Генерал Калитин, шутя, конечно, говорил, что если в лёссовую почву Семиречья воткнуть полированную тросточку с медным наконечником и полить её обильно водою, то на другой день тросточка покроется листвою. И это почти не шутка. Почва Семиречья столь плодородна и богата, а вечное солнце столь животворяще, что розы, посаженные моею женою в декабре, весною дали обильный цвет, фруктовые деревья плодоносны с первого года после посадки, а молодые тополя на второй год после посадки дают тень и удваивают рост. Зелёные квадраты обозначали устроенный Куропаткиным город. Оставалось заселить его. Город захватил в себя имение таранчинского князя — бая Юлдашева с его усадьбой и старыми садами, имение богатого уйгура Нурмаметова с его прекрасными фруктовыми садами и несколько кишлаков рабочих-вассалов, обслуживавших этих местных вельмож.^[1]